Улыбнись нам, Господи. Туминас представляет новый спектакль- притчу "Улыбнись нам, Господи" "Улыбнись нам, Господи" - это рассказ о долгом жизненном пути стариков- евреев, едущих из местечка в Вильно, чтобы узнать о судьбе сына одного из них, покушавшегося на жизнь генерал- губернатора. Прогон спектакля Улыбнись нам, господи в Театре имени Евгения Вахтангова © РИА Новости. Владимир Федоренко | Купить иллюстрацию МОСКВА, 6 мар — РИА Новости, Наталия Курова. Пьеса – притча о судьбе евреев по роману Григория Кановича в режиссуре Римаса Туминаса. Пьесу – притчу по роману Григория Кановича инсценировал Римас Туминас. И все это произойдет?!! Только улыбнись нам, Господи! Московский театр им. Вахтангова представит в пятницу новый спектакль "Улыбнись нам, Господи", автором инсценировки и постановки которого стал художественный руководитель театра, режиссер Римас Туминас, сообщили РИА Новости в пресс- службе театра. В основе спектакля лежат два романа Григория Кановича: "Улыбнись нам, Господи" и "Козленок за два гроша". Улыбнись нам, Господи" — это рассказ о долгом жизненном пути стариков- евреев, едущих из местечка в Вильно, чтобы узнать о судьбе сына одного из них, покушавшегося на жизнь генерал- губернатора. Много опасностей подстерегает путников по дороге, но больше всего их волнуют воспоминания о прошлом, об обидах и лишениях, мысли о смерти, которая поджидает каждого. Долгий путь к празднику "Я вернулся к этому материалу через 2. Литве, — сказал Туминас журналистам после пресс- показа в четверг.
Тогда ушли из жизни актеры, и спектакль был снят. Но меня продолжал беспокоить этот материал, у меня было ощущение, что он не доигран, не дожит, и хотелось вернуться. Конечно, структура спектакля осталась прежней, но наполнение новое. Прошло время, и многое происходило в жизни — потери, обретения, боль, счастье. И актеры приносили свое — то, что пережили они". Шоу Dralion в Cirque du Soleil © Фото: пресс- служба Cirque du Soleil 4 спектакля на выходные: Cirque du Soleil и новая "Чайка" По словам режиссера, безусловно, остались фундаментальные мысли, идеи, и главное в спектакле — тема дороги, дороги к детям, к обещанному празднику, а основной его призыв — "быть в движении", потому что в пути начинаешь многое понимать о жизни. Мы все живем в ожидании и в пути навстречу празднику. Мы готовимся, едем туда, где наши дети, на встречу с ними, а они идут все дальше от нас. Пьеса – притча по роману Григория Кановича в режиссуре Римаса Туминаса. На сцену выйдут Маковецкий, Князев, Сухоруков и другие звезды. Улыбнись нам, Господи. Шмуле-Сендер - Евгений Князев, Палестинец - Григорий Антипенко, Эфраим - Сергей Маковецкий. Премьера спектакля состоялась 7 марта 2014 года. Пьесу – притчу по роману Григория Кановича инсценировал Римас Туминас. Козленок за два гроша-Григорий Канович. Слезы и молитвы дураков-Григорий Канович. Улыбнись нам, господи. I. К утру свадьба притомилась, но по уговору Данута и Эзра должны были веселить ее еще весь завтрашний день: недаром отец невесты достопочтенный.. Наш спектакль — это долгое путешествие к этому празднику, к нашим детям. Но мы никогда не доедем до наших детей и не попадем на обещанный праздник, хотя мечтаем и готовимся к нему. Может быть, это и к лучшему. Встретившись, возможно, нас ожидало бы разочарование, и было бы совсем не так, как мы представляли", — пояснил Туминас. В спектакле заняты ведущие вахтанговские артисты: Сергей Маковецкий, Владимир Симонов, Евгений Князев, Алексей Гуськов, Юлия Рутберг, Виктор Добронравов и приглашенный Виктор Сухоруков, которого режиссер особо отметил, сказав, что всем надо брать пример с него, как работать. Выступившие актеры были едины в главной мысли, что произведения Кановича — не о несчастной судьбе евреев, что это общечеловеческая история, что чужих бед не бывает. И каждый из исполнителей, создавая роль, думал о своих близких — родителях, детях, о жизни, где каждому уготовано свое место. Голод по размышлениям "Это невеселая история, но ошибочно думать, что зрители хотят только развлекаться. Они соскучились по размышлениям, глубоким мыслям. И мы должны давать не имитацию жизни, не какие- то свои придумки. Мы должны раскрывать как можно полнее автора, характер и мысли героев, а не себя", — сказал Туминас. Он представил журналистам сына Григория Кановича — Дмитрия, который подготовил и только что выпустил в свет 5- томник произведений отца."Все творчество отца посвящено тем ценностям, которые не имеют национальности, — сказал Дмитрий Канович. В отличие от Достоевского, который говорил, что "красота спасет мир", отец утверждал, что любовь спасет мир. Это серьезный вызов сегодняшнему миру, где процветают жестокость и алчность. То, о чем писал отец и к чему он призывал, чрезвычайно актуально в наше время". РИА Новости http: //ria. Cfm. U2bh. Фрагмент спектакля "Улыбнись нам, Господи". Театр Вахтангова http: //tvkultura. Спектакль Римаса Туминаса "Улыбнись нам, Господи". Накануне премьеры В Театре имени Вахтангова всё готово к премьере спектакля «Улыбнись нам, Господи». Этот материал с Римасом Туминасом уже более 2. Он работал над ним еще в Вильнюсе. Но судьба спектакля оказалась трагической – из жизни ушли несколько главных актеров – заменить их никто не смог. И вот теперь философский спектакль- притча – в афише вахтанговцев. Рассказывают «Новости культуры». В мир еврейского местечка погружают зрителей ещё в фойе. Здесь разместили рисунки Марка Кановича – однофамильца Григория Кановича, по романам которого поставлен спектакль. Эти персонажи очень похожи на шагаловских – кудрявые девушки, петухи, козочки, лошадки. Но с радостью, цветами и ностальгией Марка Шагала ничего общего не будет. Грустная еврейская скрипка сопровождает весь путь этих сирых и убогих скитальцев – Эфраима и Шмуле- Сендера. На телеге они отправились на поиски сына в столицу. И это конечно метафора. Это притча об их жизненном пути. Едут они в Ерушалаим, мечтают о покое, а везут – память. О вере, о роде, о былом. Фундаментальные, наверное, мысли, идеи – дорога, дорога к детям, дорога к обещанному празднику, – говорит Римас Туминас. Мы все так живем. В ожидании и в пути. Стали наши герои светлыми. В дороге много о жизни начинаем понимать. О себе. Друг о друге». Стеной стоит плач, крики, выстрелы. Летят камни, монеты, зерно. Языком метафорическим рассказана драма не народа – Человека. Это не пессимизм, поправляют актеры – это философия, размышление о бытие. Про это произведение я могу сказать, что оно совершенно не еврейское – оно общечеловеческое», – отмечает народный артист России Евгений Князев. У меня ощущение не спектакля, а какой- то миссии. России Владимир Симонов. И здесь нет места театральным шевелениям». Очень это трудный спектакль, – признается заслуженная артистка России Юлия Рутберг. В нем трудно молчать, в нем трудно говорить, в нем трудно жить СКЛ Вообще мне кажется это про всех. Это Ноев ковчег». В этой «Книге Бытия» есть место не только воззваниям к Богу, но и уморительным еврейским анекдотам. И эти герои – похожи то на библейских, то на юродивых. У меня не было задачи искать акценты, диалекты и какое- то своё местечко в Вильнюсском крае. Я играл историю, мысль», – говорит народный артист России Виктор Сухоруков. Мыслей много. Чуть ли каждый монолог хочется записать, запомнить, заучить. Их речи звучат как цитаты мудрецов. И самое сложное, говорят актеры, – произнести их естественно. Если говорить правильные вещи торжественно – их никто не услышит, – считает народный артист России Сергей Маковецкий. Если говорить правильные вещи просто – не бытово, а просто. Тогда они попадают в душу». Кто из них обретёт жизнь вечную и как скоро им улыбнется Господь? Путь этих героев не бесконечен, но долог. Ведь, как говорит один из них: «Короткие дороги ведут только в корчму или на кладбище». Новости культуры http: //visualrian. Последний романтик театра Римас Туминас: «Ненавижу необразованность — это самое страшное»Сегодня в Театре им. Вахтангова премьера — «Улыбнись нам, Господи» по роману известного писателя Григория Кановича. Режиссер — Римас Туминас. За шесть лет этот иностранец, первым возглавивший российский и к тому же академический театр, вывел его на самые первые позиции. Он свободен, умеет слушать тишину и тревогу, но тверд в убеждениях. Последний романтик нашего театра – в интервью «МК». Геннадий Черкасов — Римас, одно название — «Улыбнись нам, Господи» — сегодня звучит чуть ли не пророчески… — Я скажу, что очень благодарная ситуация в инсценировке романа. Потому что есть дорога, а в дороге все случается - люди взрослеют, размышляют, становятся философами. К выводу приходит главный герой Эфраим: надо научиться жить, как на кладбище. Если научимся, тогда исчезнут обиженные, злые, огорченные. Все будет как в жизни, но только без жизни. Дорога, ведущая к Земле обетованной, к детям. Мы едем к ним, а они отдаляются от нас все дальше. И никогда не доедем до них. Я думаю, как Вахтанговский театр когда- то провозглашал праздник, так и мы приглашены ехать дорогой, которая ведет к этому празднику. И мы готовимся к нему, мечтаем, но никогда не попадем. Может, это и хорошо. Что бы случилось, если бы мы попали на него? Сейчас такие общефилософские вещи людей не волнуют. После событий на Украине они думают о деньгах, будет ли война, где Крым, и где Россия. А у вас — притча, дорога… — Эта дорога по Литве, а кто знает, как попасть в Вильнюс? Может, через Украину? Все вбираются здесь народы. Главная мысль — нельзя человека убивать. Будь он сапожник, генерал- губернатор. Пусть живет. Это не наш суд. Это суд мира, суд Бога. Эта дорога к примирению, смирению. Не стыжусь слов: братство, единение, прощение. Во всей дороге есть желание объединиться и побороть (если уж политизировать) всякий радикализм. Ассоциаций специальных нет, но они возникают, как во всякой хорошей литературе. Я театр представляю как женский род — Мне всегда было интересно театр — это веселое дело? Или… —… Да, веселое. Будто лагерь такой взрослый, где все живут в палатках, но собрались как будто на сезон. Поем, играем, отдыхаем, а потом разъедемся все. Только «лагерь» имени Вахтангова 9. Да, так и живет. У нас любят утверждать, что театр — дом, театр — семья. Но, наверное, это только желание дома, семьи. Фикция… Дом — значит что? Пришел — ложись спать. А сюда приходят играть, веселиться, каким бы характер ни был у спектакля — драматическим или серьезным. Это все веселье. Это встречи. Хотя, знаете, нигде я не видел таких актерских встреч по утрам и прощаний, как в Исландии. Неожиданно. Как же там актеры встречаются? Ой… Они встречаются, целуются, обнимаются, о чем- то шепчутся, и я думал — они влюблены. И прощаются… Так прощаются, как будто уезжают навсегда. Но они так живут, потому что не знают — то ли завтра замерзнут за ночь, то ли ветер их сдует или вулкан взорвется. И тогда — веселье, праздник каждый день! Они пишут друг о друге пьесы, книги. ЛУЧШЕ БЫ ВСЕ ЛЮДИ БЫЛИ ЕВРЕЯМИ | Петербургский театральный журнал (Официальный сайт)Г. Канович. Улыбнись нам, Господи!» Вильнюсский Малый театр (Литва). Режиссер Римас Туминас. Отношение к евреям со стороны человечества концентрируется в двух крайностях. Их ненавидят, преследуют, для этого придумывают расовые теории и способы уничтожения. Либо их очень любят. Кощунственно уравнивать вред, приносимый тем и другим, геноцидом и жалостью. Поэтому постараемся забыть, что были Освенцимы, и поговорим о любви. Режиссёр Римас Туминас инсценировал роман Григория Кановича. Пока писатель жил в Литве, его называли официальным. Правда, неясно было, где была его «официальная» среда. Он печатался, получал премии. Пьесы его шли кое- где, но успеха не имели. Романы успех имели, но не ставились. Года два назад он уехал в Израиль, оставив на родине многотомный эпос о евреях в Литве. Проза не хуже Георгия Маркова, однако — обращённая к малому местечковому народу, которого нигде не осталось. Спектакль выделяет щедрость колорита — не литовского, а еврейского. Можно подумать, что актеры перевоплотились в мелких и жалких обитателей местечек, которые некогда были разбросаны по России и её доминионам. Исполнение — бережное и снисходительное. Все краски берутся между шаржем и карикатурой. Современный семит вряд ли вызовет столько поэтических чувств, как еврей дореволюционный. А тот, нищий, забитый, счастливый и мудрый еврей, не оставляет равнодушных в зале, и театр не дает его в обиду. Драматическим началом пожертвовано ради простой чувствительности. Этот недостаток возмещён вниманием к национальным нравам и эпической приподнятостью. Действие отнесено к началу века, когда и в Вильно, и в Петербурге, и в Москве, и в Киеве постреливали в губернаторов, а молодые честолюбивые евреи бросали местечки и гетто и активно пополняли ряды социалистов и террористов. Эфраим — герой спектакля — отец одного из них. Он отправляется в Вильно, чтобы успеть встретиться с сыном до вынесения приговора. Эфраим несёт своё несчастье молча; его товарищи, такие же бедняки и пилигримы, также очень сдержанны. Правдивость колорита выражена в бесстрастии. Это даже не бесстрастие, а созерцание на почве полного приятия со всем добрым и всем злым. По духу, нравственно- религиозным установкам, по историческому опыту своему такой персонаж и должен быть бесконфликтен. Патриархальный еврей, которого так любит современный театр, в драматические герои подходит мало. Непреодоленный фольклор делает из него странную забаву для взрослых: «Смотри, это еврей, он хороший». Под взглядом сурового бога (расиновская Аталия говорила ему: «Еврейский бог, ты снова победитель!» Потому и была трагической персоной.) еврей смиряет жалобы и не протестует. Высшая его жизненная добродетель — терпение. Вот Эфраим и терпит, глубоко погружённый в свои думы, и о них, как и о душе Эфраима, узнаём немного. Не на всякой почве возникал театр; самой плодородной была, между прочим, протестантская. Специфически еврейской драмы нет, если не считать «Мальтийского еврея», «Венецианского купца», «Натана Мудрого», «Уриэля Акосты». С другой стороны, эти классические драмы свидетельствуют, что любой человек может стать трагическим героем. Позиция литовского театра (не его одного, сложилось что- то вроде специальной темы) иная — приблизиться к этой, как бы библейской, материи и воспроизвести её на сцене со всеми приметами. В этой стилистике всё приобретает качество возвышенного, любое бытовое событие делается бытийным. Провинциальная история, похожая на другие подобные, как капли воды, может быть, в чём- то и отражает в себе тёмный мир Библии. Не знаю. Часть, давно уже отпавшая, обладает символизмом целого. На этом держится решение Р. Туминаса. Путь от местечка до Вильно (у Шолом- Алейхема — до Петербурга) подаётся как Путь, Исход. В напыщенной интонации, когда она появляется в европейской драме, всегда видят влияние библейского стиля. Оно может быть и дурным, тогда возвышенное превращается в фальшивое. Целый пласт литературы, на русском языке представленный Шолом- Алейхемом и его учениками, культивирует малый библейский эпос, в котором общие места из Библии монтируются с фольклором. Для театра, ищущего ветхозаветных ощущений или ощутившего прилив христианских чувств, есть, где разгуляться. Псевдобиблейские мелодрамы размножались на сценах бывшего Союза обратно пропорционально исходу из него инородцев. Подкреплённая авторитетными столичными именами Марка Захарова и Евгения Леонова («Поминальная молитва»), шолом- алейхемская вековечная грусть «обетования» и «послушания» вызывает смешанные чувства. Опыт двадцатого века (прошу прощения за то, что обещание все- таки нарушено) делает нестерпимыми местечковые мистерии. Уменьшительное «местечко», кстати, показывает, как сократилось царство иудейское на всех «вторых» родинах. Григорий Канович написал свои романы вслед, в память, как реквием. Нет ни места, ни «местечка» для еврея. Я видела несколько «Поминальных молитв», «Алей- хем- Шолом» у В. Харитонова в «Эксперименте», и везде, независимо от воли и дарования авторов, всё дело сводится к пошлому разрешению еврейского вопроса (пора оставить его неразрешенным). Значит ли, что тема закрыта? Нет. Фридрих Горенштейн в «Псаломе» перестал нянчиться с лубочным евреем. Его роман — параллель прозе Платонова, о Вавилоне без островков доброго божьего мира. В 1. 99. 3 году в Петербурге немецкий театр «Креатур» показал спектакль Анджея Ворона «Лавки с корицей», тоже по прозе и тоже «мальчика из местечка», до конца дней помнившего детство, Бруно Шульца. Само собой разумеющийся национальный колорит был разъят и превращён в осколки навязчивых житейских форм, крутившихся в мозгу и воочию, перед публикой, как карусель, которая была одним из устрашающих образов спектакля. Ворон поставил превосходное трагическое рондо о муках воспоминаний. Герой бежал из дома, из местечка и всегда чувствовал вину за это. В большом мире он не находил покоя, а своё прошлое всё время как бы обрабатывал по Шолом- Алейхему, но оно не поддавалось и оставалось кошмарно- обыденными картинами, вызывающими в душе его один лишь ужас. Так, с этим грузом герой доживал до мировой войны и в ней навсегда пропадал, терялся, как и сам Бруно Шульц. В сюжет входили всё те же путь, погромы, семья, заповеди, обычаи, и хотя они игрались, как и писались, с маленькой буквы, из всего показанного вырисовывалась Судьба. Бежавший от неё неизбежно возвращался вспять. Всё тайное в нём раскрывалось до сокровенной глубины, его сознание выворачивалось наизнанку в экзистенциальной тошноте. Был он дважды, трижды еврей без акцента, пластики, мимики, как Эдип — грек, а Макбет — шотландец. Литовцы привезли на фестиваль спектакль, материал которого заведомо ни с кем не соревновался, потому что выигрывал сразу (как и югославский кукольный театр с темой Сараева, делавшей невежливой и невозможной оценку его работы). Вильнюсскому Малому не требовалось скидок. Они сами обращали все усилия в тему: от хода гуськом, в цепочку, музыкально- пластического лейтмотива — до широко раскрытых дверей, где иудей Розенталь увидел сияние христианского рая. Между прологом, когда соседи собирают Эфраима в путь, и эпилогом, где евреев, достигших Вильно, истребляют, как насекомых, дезинфицируют и рассеивают, шли интермедии, чистые анекдоты, где действовали фольклорные персонажи — нищие и мудрые. Трапеза, кормление и обихаживание коня, сон, товарообмен, драка и медленное, поистине эпическое движение обоза, стоявшего посреди площадки, — это равномерность вечности. Время от времени широкий жест мизансцены напоминает о значимости неторопливого движения на одном месте: ковчег- обоз посыпается зерном; евреи во главе с палестинцем, личностью особого смысла, играют музыку, которая музыкой может быть только у них в душе, а в мире, в звуке скрежещет; скарб умершего Розенталя передается из рук в руки по вещичке в церемониале прощания живых с мертвым; путники молчат, исчерпав немногие темы оживлённых бесед, каждый глядит куда- то в свою сторону, и тогда спектакль на долгие секунды погружается в грёзу и безмолвие. Кажется, что действие (по крайней мере, переход от одной интермедии к другой, от молчания к монологу, от скрипов и шарканья к музыке) само собой изливается на сцену, во всей серо- коричневой массивности, как с трудом сдвинутый и неостановочно катящий монолит. Это, конечно, иллюзия. В Малом театре Вильнюса, как у литовцев вообще, любая спонтанность хорошо организована и продумана. Особая режиссёрская искусность требуется, чтобы швы не бросались в глаза и текучесть выглядела совершенно органической. Центральный образ, обоз, прямо на глазах рождается из элементарных, видавших виды объёмов, деревянных ящиков, которые в некоем экстазе творения громоздятся один на другой, а в финале снова разбираются. Музыка (Ф. Латенас) сокрушительными по громкости «гласами» сопровождает тихий, бесконечно долгий поезд. Контрасты пасторали и библейской риторики, бытовой комедии и трагических метафор (Вечный жид — Палестинец; повисшие над сценой Эфраим и Шмуле- Сендер), примитив (конь — это шкаф, а морда коня — портрет «незнакомки») и сложная интеллектуальная символика (раскрытые в сияние двери, которые перед началом путешествия Эфраим забил досками) дают представление об уровне режиссуры. Зрители, сидевшие прямо на сцене «Балтдома», были объединены в «священный круг». Путевые приключения, вполне представимые как плутовская история, гротескная комедия, этнографический реализм, выглядели торжественной аллегорией, а лирико- комедийные антракты добавляли к ней чуть кисловатого юмора. Целесообразность отсчитывалась от инсценировки. Из романа с несколькими сюжетными линиями, выигрышными в театре, выбрана и оставлена лишь одна, с дорогой из местечка до Вильно. Образ Эфраима, этого литовского Тевье, опущен с библейских котурн. Вместо пророческой фигуры патриарха, главы рода, восьмидесятилетнего каменотеса, С. Рачкас играет характерного силача- молчуна. Его герой обращён в самого себя, он отвечает только за собственные мысли и чувства, за свою историю.
0 Comments
Leave a Reply. |
AuthorWrite something about yourself. No need to be fancy, just an overview. Archives
March 2016
Categories |